Ему Аракчеев сказал: "У тебя, братец, все хорошо!"

 (ИЗ ЗАПИСОК ВАСИЛИЯ ПЛАТОНОВИЧА ТРУБНИКОВА, ПОМЕЩИКА)

На эти удивительно колоритные записки я наткнулась в журнале "Исторический вестник" за 1902 г.

Их предложил журналу князь Николай Багратион, правнук автора, обнаружив среди бумаг своего деда Диодора Васильевича Трубникова. Они назывались "Император Александр 1 в Новгороде в 1814 году".

Трубниковы-Багратион-Мухранские владели усадьбой Трубников Бор Любанского уезда Новгородской губернии.

В биографию этой семьи причудливо вплетены имена декабриста В. П. Ивашева, революционеров-народовольцев, известных деятелей общественного движения 19 века в России К. В. Трубникова и М. В. Трубниковой, братьев Н. А. и А. А. Серно-Соловьевичей, А. А. Черкесова и, наконец, грузинских князей Багратион-Мухранских.

Младшее поколение Трубниковых-Черкесовых проживало в Поповке...

Однако предлагаемые записки знакомят нас со старшим поколением Трубниковых, патриархальными помещиками российской провинции. Живая зарисовка Василия Платоновича Трубникова, участника событий, настолько непосредственно передает подробности быта и духа его времени, да и языка тоже, что в комментариях не нуждается. Разве что сразу вспоминаются гоголевские персонажи...

Р. Тихомирова

"Принесли с почты повестку губернского предводителя дворянства быть в губернском городе (Новгороде) - представиться благородному дворянству самому государю императору.

Призвал моего камердинера Петра и велел приготовить губернский мундир; но так как не надеялся, что будет в исправности, то велел ему показать мне.

Темно-зеленое сукно очень заедено молью, воротник, некогда голубой, показался мне бирюзовым с зеленью, а желтая опушка как будто замарана.

Это бы еще ничего, но прибор к этому очень уж в жалком виде, а именно: шпага совсем порыжела, штаны белые каземировые трудно сделать совсем белыми, а заштопать кой-где необходимо; белые чулки уже заштопаны, а башмаки можно из рыжих наквасить черными, лишь бы влезли на ноги, привыкшие к туфлям да валенкам.

Две медные медали прищеплены на стареньких Владимирских ленточках.

Но вот беда! Треуголка или, так сказать, шляпа очень затвердела от старости и на голову не войдет; но и то сказать, ее ведь придется держать только в руках; а о перчатках нечего и думать: их почти никто не носит в параде.

Приехав в Новгород, остановился в собственном доме, но как неожиданно, то в нетопленных комнатах. Завидовал дворницкой, откуда из часто растворяемых дверей пар валил столбом.

10-го января был с визитом у губернатора и уездного предводителя, сказали, к 12-му ожидают государя с Аракчеевым и условились собраться у губернского предводителя.

Вечером все были у губернатора, который очень весело провели. Подавали наливки и играли в "la mouche" - немного проиграл.

Все говорили, как представиться государю, чтоб было чинно и парадно.

Губернатор подаст рапорт о всем благосостоянии, купечество поднесет хлеб-соль и, наконец, губернский предводитель представит благородное дворянство; а так как его мало было налицо, как и всегда, то и порешили нескольких из губернских чиновников, поблаговиднее, тут же включить в депутацию, разумеется, имеющих мундиры или не одолживших своими некоторых из дворян, почему-то не имевших собственных. Однако с десяток оказалось дворян, ну, другой десяток будет из чиновников, и депутация будет приличная.

Губернский предводитель приготовился сказать поздравительную речь с жаром и тут же заметил, что не удивительно будет, ежели получит за это и крест на шею.

Тут стало завидно уездному, равно, как и всем нам; но как я, кроме двух медных медалей, ничего не имел, то и сообразил, что рано еще мне заниматься честолюбием. Ну, предводителю туда и дорога, он же нам дает обеды - тратится, а мы в деревнях копим копейку про черный день.

11-го января обедали у губернского предводителя - много пили мадеры и дрей-мадеры, а потом и наливки. Вечер провели тут же за бостоном, домой вернулся поздно, в 11 часов, однако все еще холодно в комнатах; не удивительно, скоро ль натопишь при 20 градусах мороза.

Утром 12-го рано проснулся, сердце чуяло необыкновенное событие! Государь приехал; в десятом часу велено собираться к подъезду походного дворца или дома графа Аракчеева.

Все съехались, беготня у подъезда, говорят, что сейчас выйдет. Генералов и всяких адъютантов множество.

Стоим в мундирах, кой-как прикрыв головы упрямыми треуголками; мороз жестокий, подпрыгиваем легонько в чулках и башмаках.

Час проходит, шибко мороз подхватывает...

Эти купцы счастливцы, в кафтанах, верно, и полушубки надеты, да и в валенках, скоты, стоят, не понимают дворянского благородства!

Однако жутко нам далось благородство, едва живые стоим.

Вдруг на лестнице засуетились - идет, мы скорей шляпёнки под мышки, - вышел государь в шляпе с белым султаном, а граф Аракчеев в фуражке, да в старой шинельке.

Аракчеев оскалил на нас зубы: что, дескать, примерзли, дураки, а император так благосклонно приложил руку к шляпе, взглянув на нас, что вот так бы и поцеловать эту руку.

Сели в сани и уехали в собор. Предводитель тут же и шубу надел и говорит нам: "Господа,надо в собор".

Как бы не так! Во-первых, едва живы, а во-вторых, где найти сани, их так далеко угнали с нашими шубами, что не найдешь!

И пустился я по площади во весь дух домой! "Снимайте скорей мундир, штанишки, чулки, не отморозил ли я себе икры - вот беда, трите снегом скорей!".

Всего себя вытирать велел снегом да, напившись пуншу с французской водкой, лег в постель.

Что диво, это то, что никто не простудился. Кого снегом оттирали, кому и водка помогла. Таковы-то были натуры наши.

Говорят, государь как только вышел из собора, сел в экипаж и уехал в Москву. Тоже говорили, что губернатор очень доволен; ему Аракчеев сказал: "У тебя, братец, все хорошо".

Забыл сказать: нас очень удивило. Что маркиз Паулуччи так смело стоял против Аракчеева, когда другие все генералы, ох, как жались перед ним, не плоше нас, бедных; но мы-то были совсем примерзши: пусть его думает, что это со страха перед ним!".

«Тосненский вестник»

24.06.98