У ижор 

(Экспедиционные впечатления).

 

Как это ни странно, не легко ознакомиться с бытом населения Ленинградской губ. При всем желании Вы не в состоянии найти литературу, которая осветила бы своеобразные особенности населения нашей губернии. Не менее трудно привлечь внимание к изучению Ленинградского населения и организовать планомерную исследовательскую работу. Слишком оно близко к нам, а потому кажется мало интересным. Не только рядовой обыватель не чувствует интереса к окружающему, но и исследователь стремится дальше от дома туда, где он расчитывает получить яркие впечатления, красочный, новый и более интересный материал. Лишь необходимость может побудить остановить внимание и исследовательскую мысль на населении своего края. К сожалению, эта необходимость очень слабо осознается даже учреждениями, непосредственно заинтересованными в познании быта, нравов, языка, физического развития и жизненных потребностей населения.

Недаром многократные попытки изучать население нашей губернии в старое время и в последние годы неизменно прерывались в самом начале и не давали желательных результатов, почему мы и до сих пор не имеем даже простого описания быта населения, не говоря о специальных этнографических и антропологических работах.

В 1925 г. мы решились начать исследование населения в антропологическом и этнографическом отношениях. Опыт работы при очень ограниченных и неопределенных средствах показал, насколько возможно и важно осуществить систематическое исследование. В 1926 году удалось уже поставить более нормально работу в двух районах. После поездки в 1925 г. в Троцкий уезд, где я руководил антропологическими работами студентов Университета и вел этнографические наблюдения, в 1926г. я принял непосредственное участие в работе Кингисеппского отряда Ленинградской Этнологической Экспедиции, состоявшего, кроме меня, из сотрудников Р. М. Габе, Н. Ф. Прытковой, фотографа А. А. Гречкина и прикомандированных к экспедиции студентов антропологов: Е. Ф. Уль, А. Н. Александровой, Е. И. Преловой, О. Ф. Даниловой и В. М. Соловьевой. Наша основная задача была собрать материал для Этнографического Отдела Г. Русского Музея, произвести антропологические измерения и изучить местные постройки. Остальные вопросы, в силу необходимости, стояли на второй очереди, хотя интересовали нас и были предметом наших наблюдений. Материал, собранный для Музея и позволяющий впервые представить на выставке бытовые особенности местного населения, подробные измерения 500 человек из среды населения, о котором не было никаких антропологических данных, богато иллюстрированный рисунками и планами материал о постройках и 30 дюжин снимков дополняющих собранные сведения, не говоря об остальном, составляют тот фонд, который невозможно представить даже в обширной работе. Лишь по частям можно ознакомить с результатами работы, что и делается, как можно судить по докладам Р. М. Габе в Обществе Архитекторов, Н. Ф. Прытковой в Разряде Этнографии Академии Истории Материальной Культуры и Д. А. Золотарева в Общем Собрании Ленинградского Общ. изучения местного края. Правда, это лишь начало. Материал еще далеко не обработан. Да и лучше, если он сначала будет пополнен данными из соседних районов, где должны быть исследования в текущем году.

Пока, в кратких словах, дам представление о районе и поделюсь впечатлениями, имея в виду прежде всего указать на интерес, который представляет население для наблюдателя.

Меня привлекал Кингисеппский (Ямбургский) уезд - район древних новгородских владений, позднее Вотской пятины, Копорского округа, ижорской земли; пограничный район, борьба за который велась долгое время вплоть до 1703 года, когда он был в последний раз присоединен к России. Являясь пограничным и сейчас, Кингисеппский уезд обнаруживает свои особенности даже составом своего населения. По данным на 1 февраля 1926 г. всего населения в уезде было 82.905 чел., из них:

русских - 53539,

ижор - 12.644,

эстов - 8.880,

финнов - 6.639,

немцев - 768.

В виду того, что нас интересовало прежде всего коренное местное население, мы направились в Сойкинскую и Наровскую волости, расположенные вдоль устья р. Луги и по обе стороны Лугской губы, на вдающихся в Финский залив Кургаловском и Сойкинском полуостровах.

Этнический состав населения этих волостей тем более заслуживает внимания.

 

                          ижор      русских        финнов     эстов      всего

Сойкинская в.  6.122        1.047           474           86        7.765

Наровская в.    5.218         361            2.602         324       8.505

 

Таковы официальные данные, но мы знали, что здесь среди основного ижорского населения должны быть и потомки когда-то довольно многочисленной води, по имени которой весь край в свое время назывался Вотской пятиной. Здесь сохранилась даже деревня Вотский Конец, только теперь переименованная в Пахомово. Здесь и в соседней Котельской волости были главные поселения води еще в середине прошлого века, когда акад. Кеппен считал в С.-Петербургской губ. 5.148 чел. води.

Вместе с тем мы знали, что под именем финнов надо подразумевать не финнов Финляндии (суоми или тавастов), но финские племена -  савакот и эврэмейсет.

Ознакомиться с антропологическими и этнографическими особенностями ижор и их соседей, проверить имеющиеся данные о расселении упомянутых групп населения и разыскать утраченную оффициальными переписями 1897 и 1920 г.г. водь было нашим желанием. Действительно, пребывание в Сойкинской и Наровской волостях указывало ошибки и помогло исправить этнографическую карту района. Не без труда удалось получить указания о води, утратившей не только свои особенности, но даже свое племенное название. Местами, правда, сохранился термин «Vadja». После многочисленных распросов можно назвать, как селения

 

Маршрут экспедиции  

 

 води, следующие: Краколье, Пески, Нижн. Лужицы, где нам пришлось быть, и находящиеся в стороне, несколько восточнее, в Котельской вол.: Понделово, Виликино, Корвитино, Маттия, Ундово, Савикино, Бабино, Мал. Конец, Б. Конец, Котлы, Пумолица, Пиллово, Б. Рассия, Ицепина. Но и в этих деревнях водь очень плохо сохранила свои этнографические особенности. Лишь в языке удержались отличительные черты води, отделяющие их от ижор, хотя сами ижоры по языку различаются между собой. Говоры сойкинских ижор и куземкинских ижор (на р. Луге) различны, а вместе с тем некоторые стороны быта, в частности, одежда, более архаичная у куземкинских. Эти различия, представляющие особый интерес для исследователя, тем более для лингвиста, в повседневной жизни стираются и затушевываются сходством культурно-бытовых условий жизни.

Бытовой облик прибрежного населения, густо расселившегося небольшими деревнями на Сойкинской возвышенности, достигающей 143,6 метр. и господствующей над окрестностями, покрытыми в низинах лесом, определяется основным занятием населения - рыболовством. При этом промысловой рыбой здесь является мелкая рыба: салака  из рода сельдей и корюшки из лососевых. Они хорошо знакомы ленинградцам, создают благополучие ижор и обусловливают их образ жизни настолько, что можно было бы сказать, говоря о местной жизни, как о царстве салаки и корюшки. Недаром с ними связаны насмешливые присловия: «чухны салакушники; чухонский обед: салакушка с простоквашей».

Главный рыболовный сезон - зима, когда рыбаки уходят и уезжают по льду за десятки верст в залив, живя долго вдали от дома. Перевозные будки, в роде небольшого вагончика на полозьях с маленьким окошком, дверью и железной печкой, служат им, как жилище. Прикрытием от ветра на открытом пространстве залива во время лова служат «салашки» - устраиваемые при помощи 11 - 13 тонких палок длиной около двух аршин, соединенных общей короткой бичевкой и расставляемых около проруби шатром, накрытым рогожами или брезентом с таким расчетом, чтобы предохранить промышленника от непосредственного воздействия ветра во время выемки из воды сети. Тяжелые условия промысла искупаются тем, что население при удаче обеспечивает себя почти на весь год. В летнее время лов производится, прекращаясь на время покоса и др. полевых работ, но улов и значение его в хозяйстве несравнимы с зимним сезоном. Летом обычно ставят сети на каменистых отмелях - лудах, выезжая на парусных лодках артелями в 6-7 чел. до захода солнца. Выемка сетей происходит рано утром, когда рыбаки вновь отправляются в море. Как выезд в море, так и рыбная ловля регулируются строгими правилами, на которых не будем останавливаться в краткой статье.

Земледелие при малоземельи и отсталой системе хозяйства имеет здесь второстепенное значение, хотя при наличии выгонов и покосов, в связи со скотоводством, оно могло бы играть здесь более важную роль. В настоящее время, следует отметить недостаток травосеяния и значительное распространение картофеля и огородных культур. Как подсобное занятие, имеющее большое значение для населения Сойкинского района, следует указать пастушество. По крайней мере, мальчишки и подростки Горковского общества обычно проходят этот стаж, в то время как девочки отдаются в няньки. Нелишне отметить, что отношение к пастухам очень хорошее, и деревенские кавалеры, носящие шляпы, воротнички и галстуки нисколько не скрывают того, что они еще недавно были пастухами.

В Наровской волости на Кургаловском полуострове население, как подсобными промыслами, занимается постройкой лодок, лайб и др. видов мелких судов, а также погрузкой гравия для Ленинграда. Временами все взрослое население занято последней работой, дающей существенный заработок.

Из промыслов можно отметить гончарство в Б. Стремленьи Сойкинской вол., занесенное сюда из Тверской губ., по словам гончаров, и производство кирпича на кустарных заводиках, как в д. Логи, где этим заняты русские из Псковской губ.

 

Ижорская изба. фот. А. А. Гречкина.  

 

Понятно, что рыболовство, как основное занятие, обусловливает, необходимость ряда работ, как сетевязание, особенно постоянная починка сетей и их сушка. Рыба также требует чистки, посола, сушки - вяления и пр. Копчение и маринование рыбы сравнительно мало распространены и сосредоточены в руках организаций или отдельных лиц. Промысловая рыба скупается и отправляется в Ленинград. Цены очень колеблются от 2 до 5 руб , а иногда падая до 80 к. за пуд.

Не имея возможности, за недостатком места, останавливаться на описании быта и характеристике антропологических и этнографических особенностей, что будет задачей последующих работ, в настоящей краткой заметке обращу внимание на несколько отдельных штрихов, говорящих о необходимости и интересе изучения ижорского края.

Прежде всего, заслуживает внимания то, что здесь на пространстве двух небольших волостей живут рядом друг с другом в течение нескольких столетий представители близких племен, сохранивших даже при однородных условиях жизни свои особенности до наших дней. Если водь и ижоры почти не отличимы по внешнему виду, то их язык, сохраняясь, как обыденный разговорный язык, разделяет ижор и водь. Мы не можем сейчас установить степень их развития, так как они не изучены в должной мере. Но записывая терминологию построек и домашней утвари, мы должны были убедиться в отличии не только води, но и ижор побережья р. Луги, по сравнению с Сойкинскими ижорами. В данном отношении весь район представляет исключительный интерес для лингвистов, пока еще можно собрать материалы об отмирающих на наших глазах особенностях.

На самом деле, и водь, и ижоры, очень сильно обрусев, в большинстве знают русский язык и широко им пользуются. Прямой противоположностью являются савакот, которые, даже зная русский язык, предпочитают его не употреблять. Правда, они, вообще, несравненно менее общительны и просты в обращении. Во всяком случае среди них, более развитых и культурных, чем ижоры, вести работу было значительно труднее. Антропологические работы, сравнительно легко проведенные у ижор, у савакот не только не встретили сочувственного отношения, но даже вызвали нежелание, поддержанное в одной деревне самим сельским председателем. Для понимания местного быта и особенностей населения очень интересно было подробнее проследить черты характера и духовного облика двух упомянутых родственных, но отличных друг от друга финских племен. При этом нелишне напомнить, что савакот - лютеране, а ижоры -православные, что говорит о различных влияниях, под воздействием которых они находились. Положим, за последние годы, и те, и другие не столько следуют по стопам оффициальной церкви, той или другой, сколько усиленно увлекаются сектантством, больше связанным с одной из двух религиозных групп, лютеранской. Что касается антропологических особенностей, то не давая в настоящее время итогов антропологического исследования, и останавливаясь на ижорах, измеренных в количестве около 400 человек, следует отметить, что неоднородное в массе население, при росте выше среднего и значительном проценте блондинов, выделяется сравнительно высоким головным указателем у мужчин - 82,5, у женщин - 83,6. Можно думать, что это максимальный головной указатель не только здесь, но во всей области и в соседних заграничных районах. В данном отношении представляет особый интерес сопоставить изученный район с соответственными районами юго-восточной Финляндии, Швеции и Норвегии. Дальнейшие работы осветят этот вопрос, но уже теперь допустимо говорить о наличии среди ижор как балтийского относительно короткоголового, так и северного длинноголового и высокорослого типов. Вместе с тем встречаются отдельные лица, являющиеся носителями особенностей, свойственных восточным финнам.

Не имея возможности подробно говорить о материальной и духовной культуре, приходится указать на основную особенность, отражающуюся в различных областях народной жизни.

Изучаемый район, находясь в 100-125 км. от такого культурного центра, как Ленинград, в нескольких километрах от Эстонии и финляндских островов, таит в себе противоречия сожительства остатков глубокой местной старины, бытующей до сих пор, и результатов с отражениями новых внешних культурных влияний. Надо сказать, что близость района к столице более или менее кажущаяся. При отсутствии железной дороги от Кингисеппа, мы ехали из Ленинграда до Горок Сойкинской вол. через Кингисепп с неизбежными задержками в пути, около 2-х суток.

Попав сюда и наблюдая народный быт, поражались тому, что приходилось видеть. С одной стороны, мы встречаем здесь новые танцы, кино, лекции, с другой стороны, черные избы, утраченные давно в очень глухих углах РСФСР, старинные женские костюмы, употребляющиеся и в будни, и в праздники, не сохранившиеся даже в отдаленных районах хотя бы соседней Карелии, празднование Ивана Купала с повсеместным сжиганием костров, устройство пивных праздников, употребление домовых мет - мерккат - при разделе покосов, игра на старинном западно-финском инструменте - кантеле и т. д.

 

Старик ижор играет на кантеле. Фото авт.

 

При этом, различные особенности довольно своеобразно распределяются на территории изученных волостей. Постройки, представленные в материалах Экспедиции большим количеством рисунков, планов и фотографий, обнаруживают наличие нескольких различных типов жилища. При этом, крайними по различию разновидностями, существующими рядом, являются двухкамерная изба с черной печью и сложная большая постройка, с каменным двором, ярко выделяющимся своими пестрыми естественными красками и свидетельствующим о новых культурных западных, вероятно, эстонских влияниях.

Сохранение здесь курных изб, в некоторых деревнях до 7 жилых построек с соответствующим хозяйственным инвентарем заслуживает особого внимания. Мы знаем, насколько мало сохранилось курных (черных) изб в других, даже очень глухих местах. Не говоря о центральных губерниях, напр., в Карелии черные избы являются несравненно большею редкостью, чем здесь. Но и здесь они, являясь самой типичной постройкой еще лет 30 тому назад, сохранились лишь в нескольких деревнях Сойкинской волости, особенно в д.д. Логах, Ручьях (русская деревня), Александровке и Гамалове. В Наровской вол. мне не пришлось их видеть. Таким образом, этот архаизм, бытующий до наших дней, определенно локализуется, как бы обнаруживая консерватизм сойкинского населения по сравнению с соседями, воспринявшими новые формы постройки. Но, ознакомившись с одеждой населения обеих волостей, мы видим обратное явление. В Наровской волости мы поражаемся, встречая женщин повседневно в сарафанах и головных уборах, сапанах с ярко вышитыми хвостами, широкими лопастями, спускающимися на спину и развевающимися при ветре. При скоплении женщин на работе или в праздник, когда пожилые женщины одеваются в нарядное платье, не веришь своим глазам, когда вспоминаешь, что находишься в 1926 году в 120 км. от Ленинграда и рядом с Эстонией и Финляндией. Совсем рядом в Сойкинской волости ничего подобного нельзя встретить, хотя раньше было то же самое. Таким образом, отмирание двух элементов старого ижорского быта (черные избы и странный женский костюм) в соседних районах идет, в различной последовательности, обнаруживая различия местного населения не по признаку этническому, а по признаку территориальному.

 

Печь в старинной черной избе. Фот. А. А. Гречкина.

 

Дальнейшие работы, возможно думать, дадут материал для объяснения очень интересных пережитков, сохраняющих всю жизненную силу бытовых явлений, имеющих здесь распространение.

В обширных жилых постройках, между прочим, мы встречаем деревянные диваны - постели, удобно раздвигаемые для спанья, как это распространено в Финляндии и Западной Карелии. На ряду с этим, чаще всего в сенях мы находим большие кадки - сундуки обыкновенно с запертым на замок приданым и другим хозяйским добром, подобно тому, как было и у волжских финнов, в частности, и в последнее время у мордвы. И в данном случае, для нас интересны не только установление связи с западными и восточными родственниками, но и хронологическое различие указанных примеров, говорящих о восприятии новых культурных приобретений, как финская мебель и сохранение, когда-то широко распространенных, свадебных сундуков в виде кадок.

Не мало интересного и в области духовной культуры. Но и в данном отношении я дам лишь несколько фактов, подтверждающих ранее высказанное положение об основной особенности бытового уклада жизни населения и далеко не исчерпывающих собранного материала.

В праздничный день в большой неразделенной семье, где живет три поколения, мы видим деда и внука, различно проявляющих свои музыкальные вкусы. Дед играет на самодельном кантеле, а внук - подросток бренчит на балалайке, больше удовлетворяющей современное поколение.  

 

Женщина - водь - в праздничном наряде.

 

Надо сказать, что праздники здесь проводят, заметно отличая их от буден. При этом, до сих пор большие праздники сопровождаются пивоварением. К ним приурочивают свадьбы - чтобы лишний раз не расходоваться на пиво и угощение. Кроме того, запасаются спиртными напитками. При нас в деревне в 106 дворов перед Петровым днем было продано в местном кооперативе около 55 ведер водки, дополнившей большие запасы домашнего пива. Недаром в деревне с трудом можно было встретить трезвого человека. Праздник Ивана Купала сопровождался соблюдением старинного обычая жечь костры. Огни Ивановой ночи, мелькавшие кругом нас вблизи и вдали во всех доступных взору деревнях, производили совершенно особое впечатление отдаленных отзвуков прошлого, привлекающих даже современную молодежь не менее, чем проводящиеся в тех местах с успехом танцевальные вечера, киносеансы и спектакли в флотском клубе. Правда, приурочены к кануну Ивана Купала, обычно, как загораживание дорог повозками, бочками, дровами и др. громоздкими предметами превращали в забаву подростков, зато бросаемые венки через голову или крышу бани для испытания судьбы еще широко практикуется.

Сохранился также и лошадиный праздник, 18 августа день Флора и Лавра, когда приготовляется особое ржаное печение – седло - в виде креста со вставленным в середину яйцом. Этим печеньем гладят лошадь по спине, высказывая пожелание, чтобы она была также кругла, как яйцо. Потом печение отдают лошади, получающей также первый сжатый сноп овса, а яйцо дают тому, кто ухаживал за лошадью. В этот день лошади не работают. (По записи Н. Ф. Прытковой).

В свадьбе также переплетаются черты старого и нового времени. На ряду с гражданской записью в исполкоме соблюдается церковный брак, а главное, большое количество свадебного ритуала, совершающегося несколько дней. Выкуп ворот, красота, называемая здесь «елка», одаривание, проведение жениха в дом невесты через двор и благословение его при входе в сени иконой и хлебом, украшенным узорными завитками и пр. еще живут в быту ижор.

Пропаганда антирелигиозности ведется, на ряду с очень сильным распространением религиозных собраний с проповедями и песнопениями различных внецерковных религиозных объединений. Духовенство остается совершенно в стороне от этого движения. Как любопытные переживания, следует еще указать бытование особых у каждого хозяина домовых знаков – «мерки» и применение их на бирках, жеребьях, напр., при разделе общественного покоса, на орудиях промысла и на обыденных хозяйственных вещах. Наконец, обратим внимание на то, что ижоры не сохраняют отцовскую фамилию, обычно производную от собственных имен, а носят фамилию по имени деда. Напр., у Владимира Игнатьевича Петрова, сын Иван Владимирович Игнатьев, а внук Василий Иванович Владимиров, у которого сын будет Петром Васильевичем Ивановым.

Таковы несколько разнородных примеров, иллюстрирующих, как мне кажется, насколько интересны своеобразные бытовые особенности ижорского населения, сочетающего бытовые явления, отражающие разные культурные влияния и различную степень сохранения старых и усвоения новых форм быта.

Наличие около Ленинграда подобной этнической среды, до сих пор очень плохо изученной и еще хранящей, даже живя в окружении других народностей и вблизи от старого столичного центра, так много интересного, обязывает нас, не откладывая на долгое время, направить внимание на ижор, водь и соседящих с ними савакот и эврэмейсет и всесторонне изучить их, пока не поздно.

Время идет, унося безвозвратно многие бытовые особенности и вливая новые черты быта. То, что видели наши предшественники, уже полностью не сохранилось. Можно с уверенностью сказать, что Следующее поколение не увидит того, что можно увидеть теперь.

Необходимо выполнить долг по отношению к коренному местному населению и, изучив его антропологические и этнографические особенности и познав его быт и хозяйство, помочь его дальнейшему культурному развитию и содействовать улучшению его быта.

Д. А. Золотарев

Труды Ленинградского общества изучения местного края. Том 1. 1927 год.